Интерпретация оперы Астора Пьяццоллы «Мария де Буэнос-Айрес» Санкт-Петербургского «Театро Ди Капуа» и Русского инженерного театра АХЕ показывалась в рамках фестиваля «Золотая Маска» и никак не была ею отмечена, возможно, из-за своего «пограничного» статуса. Не мюзикл, не оперетта, да, в общем, и не опера. А что-то другое! Вот в этом «что-то» все дело.
Ближе к сути слово «имитация», но без негативного привкуса. Это яркая имитация особой атмосферы столицы Аргентины, и то, лишь части ее, лежащей в стороне от фешенебельного центра. Некий затерянный мир, в нем и возникает контекст танго, среда бытования. Постановка осуществлена в России впервые. Спектакль идет на испанском языке, и это не смущает – важна магия страстной испанской речи, а смысл всегда подскажут интонации. Трудный, но интересный путь, увенчавшийся все же определенным успехом. Во всяком случае, к концу спектакля зрители уже иначе смотрят на эту странную, практически бессюжетную историю. Они поняли что-то об этих незнакомых людях из затерянного мира.
Спектакль разбит на сцены-номера. И в каждом – изменения в душе Марии, олицетворяющей собой танго: ее рождение, смерть, одиночество духа и его воскресение. «Yo soy el tango argentine» («Я – аргентинское танго») – поет Мария де Буэнос Айрес, она не знает, откуда пришла и куда уйдет. Она дух танца как первоосновы жизни и культуры. Дух, витающий по улочкам без названия. Она – запах кофе, чеснока и апельсинов, сахара и дыма. Она, наконец, сами эти люди: женщина в красной юбке с розой в волосах, красными губами и тонким станом (Илона Маркарова), мужчины в черных костюмах, шляпах и потертых штанах (Максим Кузнецов, Роман Жданов), картинно курящие сигары. Удивительно трогателен Ведьмак-заклинатель – Джулиано Ди Капуа (руководитель театра), самый восторженный поклонник Марии, танго-нуэво, с болью и метаниями переживающий трансформации ее судьбы. Наконец, она сама, Мария – Габриела Бергалло (аргентинская актриса-певица), блуждающая по ночному, залитому кофе Буэнос-Айресу, меж деревьев из сахарной ваты, завораживая город тоскливо-пронзительным мотивом по ушедшему времени.
Сложно уловить нить повествования, даже несмотря на наличие либретто (текст лежал на каждом кресле). Отсутствие рельефной логики, связного сюжетного развития заменено внешними инженерными приспособлениями. Не зря в программке жанр спектакля определен, как инженерная танго-опера.
Но все же некий внутренний каркас есть: танец, голос, шумы, игра с предметами, нагруженными каким-то сверхсмыслом – труба, выдувающая запахи цитрусов, пряных духов; огромный прозрачный шар, в котором возрождается прекрасная Мария; тряпичные куколки, которые вот-вот оживут, чтобы станцевать милонгу (разновидность танго). На сцене доминирует деревянная наклонная подставка, так, что публика смотрит на происходящее как бы сверху. На ней разворачиваются сначала фальшивые похороны Ведьмака, затем уже реальные: Марию погребают под гущей кофе, лишь сахар рассыпан в форме ее глаз на коричневой ароматной поверхности. Это уже не только глаза Марии, но глаза города, в который пришла ночь и вечная ностальгия воспоминаний.
Это поэтическое дуновение плывет над залом и во многом искупает композиционные просчеты постановки. Слишком долго она набирает смысловую и эмоциональную энергию, люди не выдерживают и уходят, думая, что на этом спектакль и остановится. Но его невероятная пронзительность приберегается к финалу. И там, в искусстве аргентинского танца, откроется лирическая музыка горячей крови. Будет поймано мгновение. Пусть ненадолго. Но в тот вечер случилось. Москва превратилась в Буэнос-Айрес, где светят южные звезды и слышится меланхоличная чувственность tango cancion.
Светлана Колесникова, Москва